И даже так я чувствовал, как дрожат мышцы и трещат кости от множества ветряных и водных заклинаний всех форм и размеров. А летящие в меня стрелы и метательные копья приходилось и вовсе не принимать на ледяную броню, а либо избегать, либо сбивать в полёте молниями, в противном случае это было чревато превращением в решето.

Радовало лишь одно: в отличие от Алистера, использовавшего едва ли не все стихии и техники, «обычные» Магистры были достаточно однобоки, а также были очень сильно подвержены расовым «стереотипам».

Нет, скорее всего все они умели использовать и огонь, и землю, и магии разума и души, и даже в ближнем бою могли за себя постоять. Но бой, а тем более полномасштабное сражение не было местом для того, что ты умел «в том числе». Чтобы выжить и убить врага, нужно было использовать свои лучшие техники.

И так сложилось, что кентавры были более всего умелы в магии ветров, штормов и бурь, а в качестве оружия использовали луки и пики, тогда как русалки специализировались на водной магии всех форм и сражались либо трезубцами или копьями, либо небольшими метательными копьями.

Тут работала двустороннее «подкрепление». С одной стороны, начав использовать неспецифичную для твоей расы магию, ты рисковал подвергнуться серьёзной дискриминации, особенно если состоял в каком-нибудь крупном клане. С другой же стороны, за много поколений изучения и совершенствования определённых стихий и стилей, их сила начинала ощутимо доминировать над всеми остальными профилями.

Если проще, то чем больше, например, кентавры использовали луки и ветер, тем лучше они были в использовании ветра и луков, и тем меньше хотели использовать что-то другое. И в этом не было ничего странного или предосудительного.

У меня, на самом деле, была ровно та же ситуация. Хотя мой арсенал мировых приказов был невероятно широк, даже без соответствующих оснований Магической Формулы я бы продолжил использовать преимущественно молнии и лёд.

Потому что это было привычно и потому что я был в этом хорош. Уникумов, способных с одинаковой эффективностью использовать все стихии, вроде Алистера, были единицы.

Другой вопрос, что при использовании определённых стихий нужно было знать их сильные и слабые стороны, и уметь не только грамотно использовать их преимущества, но и понимать, как справляться с недостатками.

Я не говорил, что противостоявшие мне Магистры шестых и седьмых стадий были в этом плане профанами. В целом, за редкими исключениями вроде Липпы, сложно было оставаться профаном, достигнув такой силы.

У них была другая проблема. Они не ожидали моих стихий.

Эльфы традиционно специализировались на коротких луках, в ближнем бою, к которому прибегали очень редко — на копьях, либо же коротких мечах, а из всех стихий предпочитали землю, растения и, чуть реже, ту же воду. Молнии, с другой стороны, использовали люди, лёд — огры, а врукопашную сражались почти исключительно оборотни.

Опять же, это не значило, что кентавры Князя и русалки Сальваронта вдруг оказались бессильны против меня. Но, например, защитные артефакты против магии земли, которые они приготовили для этой войны, против меня были абсолютно неэффективны. А отработанные тактики и построения не предназначались для того, чтобы встречать грубые лобовые атаки.

Меня давили числом, это было очевидно и неизбежно. Справиться одновременно с десятком вражеских магов примерно моего уровня было нереально. С трудом удавалось хотя бы в глухую оборону не уходить, то и дело будоража нервишки врагов неожиданными нападениями.

Но также было очевидно, что, если бы на моём месте оказался «нормальный» эльф ровно той же силы, с ним бы справились куда быстрее и проще.

Впрочем, даже со всеми преимуществами, что дал мне эффект неожиданности, дольше пары минут я бы в таком режиме не продержался. К счастью, это и не требовалось, ведь я сражался не один.

В какой-то момент, к моему неудовольствию сильно позже представителей двух других фракций, осознав, что на поле боя появилась неожиданная переменная, в одиночку сдерживавшая десяток вражеских сильнейших Магистров, эльфы послали-таки мне подмогу.

«Ты чей будешь⁈» - отразив клинком летящую мне в плечо стрелу, вклинился в сражение высокий, на полголовы выше меня, беловолосый эльф.

«Свой!» — кратко ответил я, в ответ разметав молнией направленное в него водное копьё.

«Наёмник! — не спросил, констатировал он. — Не сбежишь, если жареным запахнет?»

«По-моему тут уже прям воняет горелым, но я, как видишь, всё ещё здесь!»

Эльф довольно расхохотался.

«Сработаемся! Давай, навались! Из-за того, что ты оттянул на себя часть седьмых стадий, наши смогли воспользоваться брешью и теперь пробиваются к ставке командования лошадей! Так что они скоро подадут сигнал к отступлению, надо совсем немного продержаться!»

Искажения от сотен тысяч и миллионов заклинаний искажали мировую ауру, не давая нормально пользоваться восприятием, а аспект понимания я по максимуму использовал для увеличения скорости и эффективности поглощения входящих энергией чревоугодием. Так что ситуацию на поле боя оценить довольно долго не мог.

Ну, теперь по крайней мере становилось понятно, почему они так долго не шли ко мне на выручку. Хорошо ещё, что в принципе явились, а не решили оставить безвестного наёмника на растерзание врагу ради победы.

«Рей!» — представился я.

«Вальмос! — назвался в ответ беловолосый эльф. — Больше подмоги не ждём, держимся по максимуму вдвоём!»

«Понял!»

К счастью, продержаться надо было действительно недолго. Спустя три минуты, на пару с Вальмосом, крайне грамотно прикрывавшим мои атаки и отступления, такой срок оказался более чем реален, я услышал усиленный мировой аурой звук горна.

Кентавры из тех, с кем мы сражались, тут же развернулись и довольно организованно начали отступать. А через несколько секунд, после другого поданного сигнала, также поспешили в своё расположение и русалки.

На сегодня, судя по всему, сражение окончилось, и мы с Вальмосом двинулись к лагерю эльфов.

Кроме самого первого кентавра мне удалось убить всего семерых. И то шесть из них были всего лишь подвернувшейся под руку шушерой. Тем не менее, мой вклад, очевидно, не ограничивался лишь убийствами.

Грамотно воспользовавшийся появлением переменной командующий эльфийской армии смог изменить ход всего сражения. И это должно было дорогого стоить.

Насколько дорогого, я понял уже совсем скоро, когда мне приказали явиться в шатёр командующего.

Глава 21

— Ты сказал Вальмосу, что тебя зовут… Рей? — на меня на секунду поднялся взгляд небесно-голубых глаз.

— М-м?.. А, да. Рей. Приятно познакомиться, командующая.

М-да. Такого я точно не ожидал. За столом, внимательно изучая какие-то документы, сидела эльфийка. Хотя… эльфийка ли?

Сам за собой я особых расистских наклонностей не замечал, но, увидев за последний год в Сваргале — столице владения Понтифика, достаточно эльфов, я успел примерно составить представление о представительницах прекрасного пола этой расы.

И это представление, к моему огромному сожалению, вполне неплохо обобщалось одним словосочетанием: «Дохлая селёдка».

Ещё более худые, чем мужчины, и не изящно худые, как феи, а как-то анорексично, совершенно непривлекательно и даже болезненно. Грудей нет, задниц почти нет, лица вытянутые, как у лошадей.

Единственное, чем могло похвастаться большинство эльфиек — действительно роскошные, обычно заплетённые в сложные косы, волосы, густых, насыщенных оттенков. Но, начиная от линии бровей и ниже всё было действительно удручающе.

Возможно, конечно, так сказывалась атмосфера расового притеснения, легко читавшаяся в Сваргале. Но, с другой стороны, даже в человеческом городе эльфы не были на положении рабов или неприкасаемых.

Им было куда сложнее, причём практически во всех сферах. Но их условия жизни точно не были настолько катастрофическими, чтобы женщины за сколько-то поколений поголовно превратились в дохлых селёдок.